Жил старик, колесо крутил,
Целый век он кувшин лепил,
На ветрах замешивал воздух.
И скрипел друг, гончарный круг,
Тихо пел рано поутру
Старый мудрей талым звездам:
"Ты вертись, крутись, мое колесо,
Не нужны мне ни вода, ни песок,
Напоит людей росой мой кувшин,
Мой серебряный кувшин.
Будет легким он, как крик птичьих стай,
И прозрачным, будто горный хрусталь.
Тоньше тонкого листа у осин
Будет лунный мой кувшин".
Годы шли, спину сгорбили,
Круг скрипел, ветры гордые
Затихали в пальцах покорно.
И смеясь, а что худого в том,
Люд кричал: "Сумасшедший он!"
Но в ответ шептал старей вздорный:
"Ты вертись, крутись, мое колесо,
Не нужны мне ни вода, ни песок,
Напоит людей росой мой кувшин,
Мой серебряный кувшин.
Будет легким он, как крик птичьих стай,
И прозрачным, будто горный хрусталь.
Тоньше тонкого листа у осин
Будет лунный мой кувшин".
Зло свое кто осудит сам?
Раз в сто лет чудо сбудется,
И засверкал кувшин круторогий.
Полон был до краев водой,
Голубой ледяной росой.
Пей, путник, он стоит у дороги.
И теперь зависть белая,
И теперь люди веруют.
И чудеса в цене потеряли.
А дожди грустной осенью
С неба ветром доносят нам
Лишь обрывки песенки старой:
"Ты вертись, крутись, мое колесо,
Не нужны мне ни вода, ни песок,
Напоит людей росой мой кувшин,
Мой серебряный кувшин.
Будет легким он, как крик птичьих стай,
И прозрачным, будто горный хрусталь.
Тоньше тонкого листа у осин
Будет лунный мой кувшин".